Ресторан «Спаркс». У входа стоит белый «линкольн», задняя дверь приоткрыта, на асфальте под моросящим дождем лежат два тела. «Кадиллак» замедляет ход, почти останавливается. Стекло мягко скользит вниз. Двое мужчин на заднем сиденье внимательно вглядываются в темноту. Для одного из них этот вечер окажется самым важным в жизни. Его имя - Джон Готти. Его возраст - 46 лет. Его профессия с этой минуты - «крестный отец» мафии.

Джон Готти родился в нью-йоркском пригороде Бронкс в семье итальянского иммигранта-чернорабочего 27 октября 1940 года. Он был пятым ребенком в семье, доход которой едва превышал 40 долларов в месяц. Эти жестокие подробности, столь характерные для биографий всех гангстеров «первого поколения», очень важны - потому что волею судьбы Джон Готти оказался последним из «крестных отцов», чье детство прошло в нищете. И последним из тех, кто пытался сохранить настоящий кодекс «Коза ностра».

Как бы то ни было, в послевоенные годы Америка стремительно развивалась, и рост благосостояния не обошел стороной семью Готти, бросив ей соломинку с воза экономического процветания. К началу 50-х отцу удалось скопить немного денег, чтобы перебраться из грязного Бронкса в не менее грязный, но все-таки более престижный и населенный соплеменниками-итальянцами бруклинский район Браунсвилл. Здесь шла своя, итальянско-нью-йоркская жизнь. Несколько десятков уличных банд, в основном состоявших из подростков, занимались мелкими кражами, угоном автомобилей и систематически сводили счеты друг с другом. Сильный, мускулистый Готти уже в 12 лет был принят в одну из них и получил кличку «Крепкий кулак». А в 16 лет он стал главарем этой банды. Но крепкие кулаки и решительный нрав не были единственными достоинствами Джона Готти. Похоже, он превосходил своих сверстников не только силой и смелостью, но и умом, хотя в школе слыл закоренелым двоечником. Однажды при тестировании интеллекта Джон показал ре- зультат IQ в 140 единиц (ему не хватило всего десяти баллов до «уровня гения»). Учителя считали, что он подтасовал результаты теста. Но зачем? Ведь в районе, где он рос, главную роль играли физические, а не умственные способности, и предметом гордости перед друзьями мог быть хороший револьвер, но отнюдь не хороший диплом. И Готти довольно скоро сделал свой выбор в пользу револьвера: в 16 лет он окончательно бросил школу ради «уличных университетов».

Говорят, его кумиром в те годы был Альберт Анастазиа, некоронованный король Бруклина - лучший киллер «Коза ностра». Однако до славы наемного убийцы Джону было еще далеко: он и его приятели, которых Готти называл «ребята с Фултон-Рокавей», промышляли угоном фургонов, груженных разнообразным товаром. В этом деле Джон быстро стал настоящим профессионалом, он мог угнать грузовик за считанные секунды откуда угодно - случалось, что и прямо со склада или даже от входа в полицейский участок. Но все это были случайные заработки, потому что пристроить украденный товар зачастую было куда сложнее, чем угнать грузовик. И вскоре Готти решил работать «на заказ». Он нашел одного из людей «Коза ностра» в своем районе и предложил ему свои услуги. Теперь его банда добывала товар, указанный заранее, чаще всего угоняя грузовики прямо из аэропорта Айдлуадл.

Дела сразу пошли в гору. К двадцати годам Джон Готти зарабатывал уже без малого сто тысяч долларов в месяц, носил модную цветастую рубашку с широким воротником, обтягивающие брюки и наводил ужас на свой район Бруклина. Он не только угонял грузовики, но числился одним из подручных Анджело Бруно - "солдата" мафиозной семьи Гамбино. Ему было поручено принимать ставки от имени местных букмекеров и собирать еженедельную дань для ростовщиков. Впрочем, и сам Готти слыл азартным игроком и часто проводил на ипподроме целые дни, но почти всегда проигрывал, причем проигрывал по-крупному. И всегда выплачивал свой проигрыш, который часто достигал нескольких десятков тысяч долларов. В этих вопросах он был весьма щепетилен, ведь гангстеру всегда следует вести себя как настоящему мужчине!

Правда, о том, чтобы стать одним из членов мафиозного клана, хотя бы простым «солдатом», для Готти еще не могло быть и речи. Он оставался всего лишь мелким подручным. Даже после того, как «сделал кости» (что на языке мафии означает совершить первое убийство) - убил двух чернокожих, которые прикарманили деньги, принадлежавшие семейству Гамбино. За это убийство в мае 1957 года Джон был в первый раз арестован, но быстро вышел на свободу, поскольку сделал свое дело «чисто» и мафия заставила замолчать всех лишних свидетелей.

В 21 год Готти женился на Виктории Ди Джорджо, дочери итальянского строителя и еврейки из России. Он был покорен этой изящной темноволосой девушкой с классическими чертами лица, ее неброской красотой и мягкими манерами. Несмотря на возражения родителей, Виктория вышла замуж за Готти в апреле 1960 года. А в апреле 1961 года у них родилась дочь - Анджела. Позже на свет появилась еще одна дочь, Виктория, и два мальчика - Джон-младший и Фрэнк. Однако семейное счастье продолжалось недолго, поскольку дело, которым занимался Джон, было одной из самых опасных разновидностей преступного бизнеса. За шесть лет Готти четырежды попадался на угонах грузовиков, и каждый раз ему удавалось выйти на свободу под залог, пока в конце концов его не посадили в тюрьму на четыре года.

В луисбургской тюрьме, в штате Пенсильвания, где ему довелось отбывать срок, Готти познакомился и сдружился с Кармине Галанте - доном семьи Бонанно, отбывавшим срок за распространение героина. Это знакомство весьма помогло ему впоследствии, когда, выйдя на свободу, Готти вернулся к своему боссу из семейства Гамбино: Галанте дал ему самые лестные рекомендации, и те- перь Готти получил звание «солдата», а вместе с ним - власть над бандой «Бергенская шайка», служившей клану Гамбино. Однако на его плечи лег- ли и новые обязанности, несоблюдение которых могло привести его к крупным неприятностям. Куда более крупным, чем четыре года тюрьмы…

Один из самых важных законов мафии, провозглашенный некогда Лаки Лучано и с тех пор много раз подписанный кровью его нарушителей, закон, за соблюдением которого во всех мафиозных семействах всегда следили внимательней всего, - это закон о мести. Если кто-то из гангстеров вознамерился убить другого гангстера, он должен сначала попросить разрешения у босса, который руководит его будущей жертвой. Неважно, прав он или заблуждается, неважно, стал ли предателем тот, кого он хочет убить, или нет. Если разрешение не было получено, а убийство совершено - его ожидает неминуемая смерть. И именно этот закон в самом на- чале своей «солдатской» карьеры в семействе Гамбино нарушил Джон Готти.

Все началось с драматических событий, которые обрушились на Карло Гамбино, когда в январе 1973 года небольшая, но не подчинявшаяся ни одному из нью-йоркских семейств банда похитила его 29-летнего племянника Эмануэля. Похитители требовали выкуп в размере 350 тысяч долларов, и это были не слишком большие деньги для Гамбино, но честь дона одной из старейших нью-йоркских семей не позволяла пойти на сделку с преступниками. В результате после нескольких недель переговоров Эмануэль был убит. Эта история потрясла Карло Гамбино, и он лично поручил Джону Готти отомстить убийцам. Готти принял поручение с радостью: у него появлялся серьезнейший шанс подняться еще на одну ступеньку в иерархии семейства. Однако в напарники ему был назначен другой, не менее амбициозный «солдат» заместителя Гамбино Пола Кастеллано - Ральф Гальоне, ко- торый тоже стремился не упустить свой шанс.

Дальше события разворачивались стремительно. 22 мая 1973 года в закусочной «Снуп», на Стейтен-Айленде, Готти и Гальоне нашли некоего Джеймса Мак Брэтни, организатора похищения. По плану, обговоренному заранее, Готти должен был под предлогом продажи наркотиков выманить Мак Брэтни из бара на улицу и там собственноручно убить. Наркотики (кокаин) были у Гальоне. Но пока Готти разговаривал со своей жертвой, Гальоне вынюхал весь кокаин. И решил покончить с делом немедленно. Он ворвался в бар и на глазах у всех всадил в Мак Брэтни полную обойму. Хотя задание босса в итоге было выполнено, Готти чувствовал себя обесчещенным. Он не мог простить Гальоне, что тот перешел ему дорогу. И спустя несколько дней Ральф Гальоне отправился к праотцам от руки Джона Готти - но без всякого разрешения дона Кастеллано. Теперь, по закону, Готти тоже должен был умереть.

Было созвано экстренное совещание, на котором присутствовали босс семьи Карло Гамбино и два его заместителя - Пол Кастеллано и Аньелло Деллакроче. Деллакроче испытывал симпатию к молодому итальянцу и старался его защитить. Заседание длилось всю ночь. Жизнь Джона Готти висела на волоске. Кастеллано жаждал крови, Деллакроче молил о пощаде. Карло Гамбино был в замешательстве. Но тут его второй советник произнес фразу, спасшую Готти жизнь: «По нашим законам Готти должен умереть. Но благодаря таким людям еще существует и остается непо- бедимой «Коза ностра». Только к утру было решено оставить его в живых. Однако в искупление своего проступка Готти должен был признаться в убийстве Гальоне и отсидеть срок в тюрьме. Деллакроче предоставил Джону своих лучших адвокатов, и в 1974 году Готти был осужден всего на четыре года за неумышленное убийство вместо двадцати полагающихся лет за предумышленное. Готти не забыл, кому обязан своим спасением, и спустя несколько лет, уже после смерти главы семейства Гамбино, сумел отблагодарить Деллакроче, оказав ему ответную услугу: убрал свидетеля, показания которого в суде грозили бывшему заместителю Гамбино пожизненным заключением…

За четыре года, которые Готти провел в тюрьме, в семействе Гамбино изменилось очень многое. В 1996 году умер Карло Гамбино, оставив после себя наследником своего заместителя Пола Кастеллано. В семействе Пол пользовался дурной репутацией, о нем говорили, что он «не гангстер, а простой рэкетир», - настолько грубы и глупы были его методы работы. Он не терпел никакой инициативы, легко ссорился с подчиненными, требовал неукоснительной дисциплины и повиновения любым, даже самым нелепым, приказам… Семейство под его управлени- ем постепенно распадалось, даже «капитаны» мафии уходили в другие кланы, и простые «солдаты» встретили появление Готти с радостью, рассчитывая, что именно он сможет навести во всем порядок. Джон пользовался теперь столь большим уважением, что скоро получил звание «капитана», - об этом похлопотал его давний покровитель Деллакроче. Но сам Деллакроче (которого Готти, да и большинство гангстеров из клана Гамбино видели справедливым наследником прежнего босса) не хотел войны, хотя и находился в ссоре с Кастеллано. Он взял с Готти честное слово, что, пока он жив, тот не будет трогать дона Пола. И Готти сдержал свое обещание с хронологической точностью.

Аньелло Деллакроче умер от рака 4 декабря 1985 года. Пол Кастеллано даже не пришел на похороны своего заместителя, чем окончательно подписал себе смертный приговор. На следующий день все «солдаты» семьи перешли на «подпольное положение»: женам и подругам было приказано уехать из города на несколько дней. Четверо «капитанов» во главе с Джоном Готти разработали план, согласно которому Кастеллано следовало заманить в ловушку, вызвав для переговоров в ресторан «Спаркс»…

Когда в назначенный вечер Пол Кастеллано поспешно вышел из автомобиля и направился в сопровождении своего охранника в ресторан, навстречу ему выбежали пятеро гангстеров и буквально изрешетили пулями в упор. Следом за ними подскочило еще двое, и каждый сделал в лежащих по контрольному выстрелу в голову. Спустя несколько секунд все они исчезли в разных направлениях, оставив на асфальте под моросящим дождем два неподвижных тела. Именно на эту картину внимательно смотрел из окна проезжающего мимо «кадиллака» Джон Готти 16 декабря 1985 года… На следующий день он был объявлен «крестным отцом», доном семейства Гамбино. Ни одно семейство в Нью-Йорке не рискнуло возразить против этого назначения, - сила и преданность «солдат» семейства своему новому боссу была очевидна для всех. Но Готти, как и другим гангстерам «старых правил», предстояло вести свое семейство лишь к гибели и разрушению, потому что времена неуклонно менялись. И менялись они не в пользу «Коза ностра».

Мафия переживала кризис - снаружи и изнутри. Снаружи - потому что правительством был принят ряд законов и указов, направленных на борьбу с организованной преступностью, а ФБР и суды ужесточили свою борьбу, все чаще применяя электронную слежку. Изнутри - потому что дисциплина в мафии пошатнулась, молодые гангстеры не уважали старших, часто выходили из подчинения и, действуя на свой страх и риск, нередко попадали в сложные ситуации. Не всем удавалось выпутаться без потерь из этих ситуаций: полиции теперь все легче было вербовать осведомителей и вырывать свидетельские пока-зания. Кодекс молчания - омерта - нарушался все чаще, и журналисты подливали масла в огонь, публикуя сверхсекретные сведения о бандах и об их «крестных отцах». Портрет Джона Готти появился на первых страницах газет буквально через несколько дней после убийства Кастеллано, и ни у кого не возникало сомнений, что именно он причастен к этому убийству. В те времена многие доны нью-йоркских семейств оказались за решеткой, и мало кто сомневался, что Готти очутится в тюрьме уже в ближайший год-другой. Однако улик против него у следствия не хватало. Его несколько раз привлекали к суду - то за убийство профсоюзного деятеля, не платившего семейству дань, то за вымогательство, то за уклонение от уплаты налогов, - но каждый раз при помощи искусных адвокатов и не менее искусных убийц, «убиравших» свидетелей, дон Готти оказывался на свободе. В конце концов он получил от журналистов кличку «Тефлоновый Джо», поскольку, ка- залось, мог выскользнуть из любой ситуации. А между тем его удачливость объяснялась вовсе не хитростью: просто он был последним доном, которому в семействе безоговорочно доверяли и «капитаны», и «солдаты», и последним гангстером, ставившим превыше всего законы чести. Люди, работавшие на него, были ему преданы по-настоящему. И особенно верным другом был заместитель, Сальваторе Гравано по позвищу «Бык», которому Готти всегда поручал самые «щекотливые» дела, то есть убийства (в том числе и убийство Кастеллано, в котором Гравано принимал непосредственное участие). Но именно Сальваторе было суждено предать Готти.

В 1992 году у следователей были неопровержимые улики против Сальваторе. Он был арестован, и ему пришлось признаться в пяти совершенных убийствах (а сколько их он совершил на самом деле, не известно никому, даже самому Гравано, который сказал однажды в разговоре, подслушанном микрофонами ФБР, что «давно сбился со счета и некоторых уже не помнит»). Сальваторе грозил электрический стул, и тут вдруг выяснилось, что его благородство и решимость следовать омерте легко отступают перед страхом смерти. Гравано заговорил. Он рассказал все про приказы Готти, про убийство Кастеллано и повторил свои показания в зале суда, ежась под внимательным и презрительным взглядом своего босса. Готти сидел на скамье подсудимых в шикарном, сшитом по заказу пиджаке, в свеженакрахмаленной сорочке, в роскошных ботинках. Ничто не выдавало, что он находится в следственной тюрьме уже несколько месяцев. Каждый раз, отправляясь на заседание суда, он снимал тюремную одежду и надевал новый костюм. Но на этот раз то была его последняя перемена гардероба. Отныне ему предстояло носить тюремную робу пожизненно. То есть десять лет, до 11 июня 2002 года, когда он скончался в тюремной больнице Спрингфилда, унеся с собой целую эпоху в истории мафии.

Предавший его Сальваторе Гравано, отсидев всего пять лет, вышел на свободу и написал о своем боссе книгу воспоминаний. В ней есть несколько строк, которые кажутся почти пророчеством: «Джон Готти часто говорил так: «Коза ностра» останется «Коза ностра», пока я не умру». И все-таки американская мафия начала меняться еще при жизни Джона Готти. Она становилась другой, и ряды ее редели. Усилия прокуроров, следователей и судей давали все новые результаты. Тем более, что наступала эра новых технологий и теперь вся информация о банковских счетах гангстеров содержалась в компьютерах, а наличными деньгами распоряжаться ста- новилось все труднее и труднее. Гангстеры старшего поколения один за другим уходили от дел, уступая место своим сыновьям. А те не могли продолжать дело своих отцов с прежней силой, потому что не обладали их стойкостью, волей, холодной расчетливостью. Они выросли совсем в другой обстановке, не в нищете, а в достатке, не в постоянном бегстве от полиции, а с полными гарантиями благополучного будущего. У них были прекрасные биографии: аттестаты и дип- ломы, официальная работа, отличные налоговые декларации. Каждый их шаг с раннего детства был известен ФБР. Они были как на ладони и не могли позволить себе ни одного отчаянного поступка. Их удовлетворяла эта жизнь - в виллах, где установлены камеры наблюдения, - они ни при каких обстоятельствах не были готовы обменять их на подпольные квартиры или подвалы, в которых можно скрыться от полиции.

- Я не могу сделать шага, я не могу даже выйти и купить газеты, не то что организовать убийство! - жаловался в середине 90-х один из гангстеров журналистам. - За мной следите и вы, и ФБР. Подумать только! В моем районе, возле моего дома, снимают обо мне фильм!

Новая мафия становилась все более непохожей на «Коза ностра»: в ней исчезали ритуалы и уважение младших к старшим. Рэкет, распространение наркотиков, влияние на профсоюзы - все эти привычные каналы доходов новые доны постепенно выпускали из рук. Однако Карло Гамбино, Стефано Магаддино и многие другие старые доны задолго до того предвидели подобный поворот событий. Они не слишком доверяли своим сыновьям и хотя передали им власть, но еще в начале 70-х годов стали искать источник «свежей крови» для настоящей мафии. Они помогали молодым и безвестным неаполитанским бандитам, приехавшим в Америку на свой страх и риск пополнять ряды нью-йоркских семей. Они помогали тысячам из них перебраться через границу. И постепенно молодые итальянцы, жившие подпольной жизнью, порой даже не имея вида на жительство в США, захватывали все больше власти. Полиции было непросто идти по их следу, о них ничего не знали ни журналисты, ни ФБР. «Новые гангстеры» не мечтали о шикарных виллах и аккуратных лужайках, они мечтали о славе и власти…

Так начиналась новая эпоха. Эпоха, о которой мы пока еще ничего не знаем. Но ее подвиги и преступления обязательно будут прокляты и воспеты. Потому что в мире, среди людей, живущих по общепринятым правилам, всегда найдется стая вольных охотников. Тех, для кого эти правила - пустой звук. Тех, кто готов подчиниться только собственным простым и жестоким законам.